Многие годы жизни Некрасов отдал работе над поэмой, которую назвал, как было сказано раньше, «любимым детищем». «Я задумал, - говорил Некрасов, - изложить в связном рассказе всё, что я знаю о народе, всё, что мне привелось услыхать из уст его, и я затеял «Кому на Руси жить хорошо». Это будет эпопея современной крестьянской жизни».

Материал для поэмы писатель копил, по его мнению «По словечку в течение двадцати лет». Смерть прервала этот гигантский труд. Поэма так и осталась незавершённой. Незадолго до кончины поэт сказал: «Одно, о чём сожалею глубоко, это – что не кончил свою поэму «Кому на Руси жить хорошо»».

Некрасов начал работу над поэмой в первой половине 60-х годов 19-го века. Рукопись первой части поэмы помечена Некрасовым 1865 годом. В этот год первая часть поэмы была уже написана, начата же, очевидно, несколькими годами раньше. Упоминание в первой части о ссыльных поляках (глава «Помещик») позволяет считать 1863 год датой, ранее которой эта глава не могла быть написана, так как подавление восстание в Польше относится к 1863 – 1864 годам.

Однако первые наброски к поэме могли появиться и раньше. Указание на это содержится, например, в воспоминаниях Потанина, который, описывая своё посещение квартиры Некрасова осенью 1860 года, передаёт слова поэта: «Я… вчера долго писал, да немного не дописал – сейчас кончу…». Это были наброски его прекрасной поэмы «Кому на Руси жить хорошо». Она долго после этого не выходила в печати»

Таким образом, можно предположить, что некоторые образы и эпизоды будущей поэмы, материал для которой собирался в течение многих лет, возникли в творческом воображении поэта и частично были воплощены в стихах ранее 1865 года, которым датировала рукопись первой части поэмы.

К продолжению работы Некрасов приступил лишь в 70-х годах, после семилетнего перерыва. Вторая, третья и четвёртая части поэмы следуют одна за другой с небольшими интервалами: «Последыш» был создан в 1872 году, «Крестьянка» - в июле – августе 1873-го, «Пир – на весь мир» - осенью 1876 года.

Публикацию поэмы Некрасов начал вскоре по окончании работы над первой частью. Уже в январской книжке «Современника» за 1866 год появился пролог поэмы. Печатание первой части растянулось на четыре года. Опасаясь поколебать и без того шаткое положение «Современника», Некрасов воздержался от опубликования последующих глав первой части поэмы.

Некрасов боялся цензурных гонений, которые начались тотчас после выхода первой главы поэмы («Поп»), напечатанной в 1868 году в первом номере нового некрасовского журнала «Отечественные записки». Цензор Лебедев дал такую характеристику этой главе: «В означенной поэме, подобно прочим своим произведениям, Некрасов остался верен своему направлению; в ней он старается представить мрачную и грустную сторону русского человека с его горем и материальными недостатками… в ней встречаются… резкие по своему неприличию места». Цензурный комитет хотя и разрешил к печати книжку «Отечественных записок», но о поэме «Кому на Руси жить хорошо» всё же послал в высшую цезурную инстанцию неодобрительное мнение.

Последующие главы первой части поэмы были опубликованы в февральских номерах «Отечественных записок» за 1869 год («Сельская ярмарка» и «Пьяная ночь») и 1870 год («Счастливые» и «Помещик»). Целиком первая часть поэмы появилась в печати только через 8 лет после её написания.

Публикация «Последыша» («Отечественные записки», 1873, №2) вызвала новые, ещё большие придирки цензуры, которая считала, что эта часть поэмы «отличается… крайним безобразием содержания… носит характер пасквиля на всё дворянское сословие».

Очередная часть поэмы, «Крестьянка», созданная Некрасовым летом 1873 года, была напечатана зимой 1874-го в январской книжке «Отечественных записок».

Отдельного издания поэмы Некрасов при жизни так и не увидел.

В последний год жизни Некрасов, вернувшись тяжело больным из Крыма, где им была в основном завершена четвёртая часть поэмы – «Пир – на весь мир», с удивительной энергией и настойчивостью вступил в единоборство с цензурой, надеясь напечатать «Пир…». Эта часть поэмы подверглась со стороны цензуры особенно яростным нападкам. Цензор писал, что находит «Всё стихотворение «Пир – на весь мир» крайне вредным по своему содержанию, так как оно может возбудить неприязненные чувства между двумя сословиями, и что оно особенно оскорбительно дворянству, столь недавно пользовавшемуся помещичьими правами…»

Однако Некрасов не прекращал борьбы с цензурой. Прикованный болезнью к постели, он упорно продолжал добиваться опубликования «Пира…». Он переделывает текст, сокращает, вычёркивает. «Вот оно, наше ремесло литератора, - жаловался Некрасов. – Когда я начал свою литературную деятельность и написал первую свою вещь, то тотчас же встретился с ножницами; прошло с тех пор 37 лет, и вот я, умирая, пишу своё последнее произведение, и опять-таки сталкиваюсь с теми же ножницами!»

«Испакостив» текст четвёртой части поэмы (так называл поэт переделку произведения в угоду цензуре), Некрасов рассчитывал на разрешение. Однако «Пир – на весь мир» оказался вновь под запретом. «К сожалению, - вспоминал Салтыков-Щедрин, - и хлопотать почти бесполезно: всё так исполнено ненависти и угрозы, что трудно даже издали подступиться». Но и после этого Некрасов всё же не сложил оружие и решил «подступиться», в качестве крайней меры, к начальнике Главного управления по делам цензуры Григорьеву, который ещё весной 1876 года обещал ему «своё личное заступничество» и, по слухам, дошедшим через Достоевского, якобы считал «Пир – на весь мир» «совершенно возможным к напечатанию».

Некрасов предполагал миновать вовсе цензуру, заручившись разрешением самого царя. Для этого поэт хотел поэт хотел использовать своё знакомство с министром двора графом Адлербергом, а также прибегнуть к посредничеству Боткина, бывшего в то время придворным врачом. (Боткину, лечившего Некрасова, был посвящён «Пир – на весь мир»). Очевидно, именно на этот случай и были вставлены Некрасовым в текст поэмы «со скрежетом зубовным» посвящённые царю строки «Славься, народу давший свободу!». Мы не знаем, предпринял ли Некрасов реальные шаги в этом направлении или отказался от своего намерения, поняв бесполезность своих хлопот.

«Пир – на весь мир» оставался под цензурным запретом до 1881 года, когда он появился во второй книжке «Отечественных записок», правда, с большими сокращениями и искажениями: были опущены песни «Весёлая», «Барщинная», «Солдатская», «Колода есть дубовая…» и другие. Большинство выбранных цензурой отрывков из «Пира…» впервые обнародовано лишь в 1908 году, а вся поэма целиком, в бесцензурной редакции, была опубликована в 1920 году Чуковским.

Поэма «Кому на Руси жить хорошо» в её незавершённом виде состоит из четырёх отдельных частей, расположенных в следующем, по времени их написания, порядке: часть первая, состоящая из пролога и пяти глав; «Последыш»; «Крестьянка», состоящая из пролога и восьми глав; «Пир – на весь мир».

Из бумаг Некрасова видно, что по плану дальнейшего развития поэмы предполагалось создание, по крайней мере, ещё трёх глав или частей. В одной из них, предварительно названной Некрасовым «Смертушка», речь должна была идти о пребывании смертных крестьян на реке Шексне, куда они попадают в разгар повального падежа скота от сибирской язвы, об их встрече с чиновником. Приводя несколько стихов из будущей главы, Некрасов пишет: «Это песня из новой главы «Кому на Руси жить хорошо». Материалы к этой главе поэт начал собирать ещё летом 1873 года. Однако она осталась ненаписанной. Сохранилось лишь несколько прозаических и стихотворных черновых отрывков.

Известно также о намерении поэта рассказать о прибытии крестьян в Петербург, где они должны были искать доступа к министру, и описать их встречу с царём на медвежьей охоте.

В последнем прижизненном издании «Стихотворений» Н. А. Некрасова (1873 – 1874) «Кому на Руси жить хорошо» напечатана в следующем виде: «Пролог; Часть первая» (1865); «Последыш» (Из второй части «Кому на Руси жить хорошо») (1872). Соответствует ли авторской воле порядок расположения частей «Кому на Руси жить хорошо» в издании 1873 – 1874 годов? Несомненно, соответствует! Но была ли это последняя воля Некрасова? Нет! Ведь работа над эпопеей продолжалась, и порядок расположения частей Некрасов мог изменить, подобно тому, как это сделал Лермонтов в окончательном варианте романа «Герой нашего времени», не посчитавшись с последовательностью создания и публикации вошедших в него частей.

Болезнь, затруднившая работу над поэмой, в том числе и над частью «Кто на Руси всех грешней. Кто всех святей. Легенды о крепостном праве», угрожающе развивалась. Некрасов с тревогой осознавал, что оставит своё «любимое детище» незавершённым, «а это такая вещь, которая только в целом может иметь своё значение». Болезнь побуждала поэта искать такой финал последней, как он понимал, части, который мог бы вызвать впечатление «завершённости» незавершённого. Требовалось нечто почти неосуществимое. Такая возможность таилась в характере народного заступника, в ускорении встречи с ним искателей счастливого. Поэт осуществил эту возможность. Он развил образ Гриши Добросклонова как итоговый в ряду образов «героев деятельного добра» - Белинского, Шевченко, Добролюбова, Чернышевского.

В связи с этим Некрасов снял первоначальное название, ограничивающее содержание спором о том, кто на Руси всех грешней, кто всех святей, и написал: «Поминки по крепям», а затем, зачеркнув написанное, дал новое, окончательное название – «Пир – на весь мир». Для такого всеобщего пира «поминок по крепям» было маловато, оно намекало на конец, который всему делу венец.

Изменив название в соответствии с расширенным содержанием, поэт уточнил положение «Пира…» в композиции целого. Видимо, Некрасов хотел вызвать у читателя впечатление завершённости «любимого детища», дав ответ на вопрос сюжетного действия:

Быть бы нашим странникам под родною крышею,

Если б знать могли они, что творилось с Гришею.

Но то, что не знали и ещё не могли знать странники, знают читатели. Мыслью «вперёд залетая», Гриша видел «воплощение счастья народного». Это удесятеряло его творческие силы, давало ему ощущение счастья, а читателям – ответ на вопросы, кто счастлив на Руси, в чём его счастье.

В романе «Война и мир» более шестисот персонажей. Но особая роль, безусловно, принадлежит женским образам. Среди них те, кто живёт любовью и дарит радость близким, но есть и такие, кто сосредоточен только на себе и равнодушен к другим. И Наташа, и Элен – женщины одного круга, светские дамы, но как различны, как не похожи она по характеру и воспитанию!

Элен – женщина красивая. Однако красота её мраморная, холодная, мёртвая. На её красивом лице всегда улыбка, но она ничего не значит, потому что одинакова всегда и для всех. По сути, это маска, скрывающая пустоту души и глупость «великосветской графини». Когда рассказ кого-либо из гостей салона производил впечатление, Элен оборачивалась к Анне Павловне и принимала такое же выражение, какое было на лице фрейлины. Потом она «опять успокаивалась в сияющей улыбке».

Совсем по-иному красива Наташа Ростова. Она привлекательна своей искренностью и непосредственностью. Князь Андрей, после разговора с Пьером и встречи с Наташей возрождается к жизни. Он видит молодую, радостную, счастливую девушку и спрашивает себя: «Чему она так рада? О чём она думает? И чем она так счастлива?» Нечаянно подслушав разговор у окна восхитительной ночью, узнав мечту Наташи, летать как птицы, Болконский вдруг увидел красоту вокруг и понял, что жизнь стоит. Теперь ему мало было просто никому не мешать, ему захотелось действовать, делать людям добро.

Совсем противоположное, тяжёлое чувство вызывает у Пьера Элен. Ещё до женитьбы он чувствовал какой-то обман; ненатуральность их отношений приводила его к тяжёлым размышлениям. «Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, - думал он. – Ведь это не любовь. Напротив, что-то гадкое есть в этом чувстве, которое она возбудила во мне, что-то запрещённое». А после свадьбы он понял всю ничтожность и низость этой женщины. «Где вы – там разврат, зло», - говорит он, узнав, что Элен сводила своего брата с Наташей. И ещё больнее Пьеру оттого, что обманули ту, которая, он знал, искренне верила в людей, в любовь и мечтала о счастье, которая всегда, во всём отдаёт себя целиком, не раздумывая. «Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка», отзывается Пьер о Наташе.

Наташа, как и другие положительные герои романа, истинная, деятельная патриотка. Она любит свою родину, свой народ, в который верит и  

 которым гордится. В душе её есть что-то неповторимо русское, то, что не прививается искусственно, а впитывается с молоком матери. И в Наташе жил народный дух, заставляющий её любить песни дядюшки, который «пел так, как поёт народ!», помогающий её плясать в его доме истинно по-русски. Трудно себе представить Элен на месте Наташи. В светской красавице нет ни чувства, ни музыкальности. Кажется, что и душа её тоже покрыта лаком внешних условиях света. Элен не поёт, не понимает музыки, не замечает природы.

Наташа не только чудесно танцует, но и прекрасно поёт. Музыкальный человек чувствует всегда глубже. Вот и Наташа. Она всегда так могла обнять мать, что графине не было ни больно, ни неловко. И наоборот, гордо проплывающая по залам Элен на самом деле груба и бестактна. Толстой неоднократно употребляет слово «грубо», характеризуя её действия. Когда Пьер нагнулся поцеловать её руку, она «быстрым и грубым движением головы перехватила его губы…» А как жестоко и грубо она говорит с мужем после его дуэли с Долоховым! Снята маска, и показалось истинное, отталкивающее лицо Элен.

Наташа же всегда остаётся самой собой. Везде видна её нежная душа. Вот она плачет с Соней, не зная отчего, но ведь плачет подруга! вот она искренне радуется, когда видит, что не только сама счастлива от любви к Болконскому, но счастливы и Соня с Николаем, вот она, чуть не плача от жалости, отказывает сватающемуся Денисову.

Наташа живёт честно, душой. Пусть она ошибается, путается, начинает и бросает, главное – вечно борется, всегда беспокойна: «Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа… но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных».

Это у Элен всё заранее продумано и делается так, как положено по неписанным законам высшего света, потому и жизнь её однообразна и скучна. А по Толстому, «спокойствие – душевная подлость».

Никогда не видим мы спокойной Наташу, она волнуется, переживает за близких, а главное – хочет всем помочь. На первый в жизни бал девушка оделась самой последней, поправляя, прикладывая что-то к нарядам графини и Сони.

Не сразу получается у неё приносить пользу людям. Но, наконец, став женой Пьера и матерью, она находит счастье в том, чтобы поддерживать мужа в его деятельности, понимать и разделять его чувства, мысли, желания. Таков идеал женщины в представлении Толстого. Элен же не способна стать матерью, ибо она разменяла себя на забавы великосветской жизни.

Безусловно, Наташа Ростова – любимая героиня писателя. Ей он уделяет несравненно больше внимания, чем кому бы то ни было, рисуя её портрет, описывая чувства, переживания, так живо отражающиеся на её лице. Глаза у Наташи всё время разные: смеющиеся, умоляющие, любопытные, насмешливые, сияющие.

Отражением внутреннего мира героев Толстого служит и их речь. Мы слышим естественную или взволнованную речь Наташи и неестественную, напыщенную, состоящую из смеси русского с французским, - Элен.

В образе Наташи Толстой воплотил свою заветную идею: «Надо жить умом сердца». И именно так и живёт Наташа Ростова.

Воистину велик талант Льва Толстого! Его женские образы обогащают нас нравственно, эстетически, разоблачают фальшь: автор «срывает маски» со светских дам. С большим художественным мастерством писатель поэтизирует одних и выносит приговор другим.